Дотварная метафизика Нейт (2). Ставка на ничто.

исследование по идентичности Запада

предыдущая здесь

Неприятие материи

Из дотварного начала Нейт возникло негативное отношение к материи. У древних греков  и римлян этот негатив выражался, в частности, в том, что после смерти человек становился тенью.

Тени обитают в подземном мире, который Вергилий называет Эребом (Эреб это вечный мрак).

Можно найти вход в подземный мир, спуститься туда и встретиться с тенью умершего. Например, по Вергилию, Эней спускается в Аид, где встречает тень своего отца Анхиза и беседует с ним:

Видишь: троянец Эней, благочестьем и мужеством славный, К теням Эреба сошел, чтобы вновь родителя встретить. (Вергилий, “Энеида”).

Эней видит отца и пытается обнять его, но

Три­жды пытал­ся отца удер­жать он, сжи­мая в объ­я­тьях, 
Три­жды из сомкну­тых рук бес­плот­ная тень усколь­за­ла,
Слов­но дыха­нье, лег­ка, сно­виде­ньям кры­ла­тым подоб­на.

Далее Вергилий, через Анхиза, посылает читателю следующее откровение, так сказать, откровение от Анхиза:

Душ семе­на рож­де­ны в небе­сах и огнен­ной силой
Наде­ле­ны
 — но их отяг­ча­ет кос­ное тело,
Жар их зем­ная плоть, обре­чен­ная гибе­ли, гасит.
Вот что рож­да­ет в них страх, и страсть, и радость, и муку,
Вот поче­му из тем­ной тюрь­мы они све­та не видят.

Даже тогда, когда жизнь их в послед­ний час покида­ет,
Им не дано до кон­ца от зла, от сквер­ны телес­ной
Осво­бо­дить­ся: ведь то, что глу­боко в них вко­ре­ни­лось,
С ними проч­но срос­лось
 — не остать­ся надол­го не может.

По Вергилию, тело есть тюрьма души. Вергилий называет тело злом, скверной и противопоставляет тело душе.

Замечу, что

“Энеида” Вергилия это не просто стишочки. Это текст, который является фундаментальным для всей западно-европейской культуры.

 

Через “Энеиду ” в западно-европейском мировоззрении сформировался антагонизм тело — душа.

Через греческих и римских философов, этот антагонизм расширился до противостояния формы – образы; где формы (материя) признаются не благой сущностью, но нематериальные идеи признаются благом.

Представление о загробном мире как мире теней не славянское, это именно западно-европейское. К сожалению, славянские представления о загробном мире изучены из рук вон плохо, но, судя по народному фольклору, именно русы и ильменские словене представляли загробный мир в виде царства, подобного подводному царству в сказке о Садко; где люди в ином мире продолжали свою жизнь в телах.

Крайнюю степень европейского гностицизма сформулировал Гете в “Фаусте”, когда устами Мефистофеля заявил, что

Творенье не годится никуда.

И вывод из этого:

Нет в мире вещи, стоящей пощады.

Далеко идущий вывод, надо сказать. В фарватере этого мировоззрения куда человечество приведут?

***

От Вергилия до Гете, от “Энеиды” до “Фауста” формировалась и крепла западно-европейская гностическая линия, определившая как минимум мировоззрение неких элитных групп.

 

Суть этого мировоззрения состоит в том, что мир изначально неблаг, так как он материален.

Но самое главное, человек как основное материальное творение бога неблаг. И потому нечего и пытаться человека улучшать.

Элита кланово замыкается в себе, а человек пусть предается энтропии. Энергию для этой энтропии следует черпать из бездны, как ее описал Гете.

Картина Казимира Малевича «Черный квадрат». К сожалению, эта величайшая по своему философскому замыслу картина в России не осмыслена и сведена к чрезвычайно поверхностному восприятию.

Фауст делает ставку на ничто и заявляет Мефистофелю:

В твоем “ничто” я все найти мечтаю.

Бездна неподвластна христианскому богу

Перед тем, как сделать бездну своим источником силы, Фауст обращается к Матерям, то есть к первобытным матриархальным культам.

Эти Матери, как сообщает Мефистофель, обитают в бездне, как в лишенной материи субстанции, в “мире образов”:

Там Матери! Одни из них стоят,
Другие ходят или же сидят.
Вкруг образы витают там и тут —
Бессмертной мысли бесконечный труд,
Весь сонм творений в обликах живых.
Они лишь схемы видят; ты ж для них
Незрим.

Почему к Матерям? Фауст уже задружился с христианским дъяволом и понял, что Мефистофель не выходит за рамки творения. Потому что дъявол тоже сотворен.

Он существует лишь потому, что бог позволяет ему существовать — чтобы человек мог проявлять свою свободную волю.

Мефистофель в “Фаусте” Гете бесится, но бесится в рамках творения. Он сам признается, что безда не его епархия. Мефистофель бездны боится и туда не идет.

И богу бездна недоступна! Бездна неподвластна богу. В бездне управляют Матери, это епархия дохристианских первобытных матриархальных культов.

Таким образом, ограниченный творением, дъявол не составляет полноценную оппозицию богу. При надобности, бог уничтожит дъявола.

А вот дотварная бездна – это настоящий враг творения, а значит, и бога.

Фауст пробивается к Матерям бездны, так как знает, что за ними – сила. Был такой фильм “Брат 2”, там герой Данила Багров спрашивает:

Вот скажи мне, американец, в чём сила… я вот думаю, что сила в правде.

Кадр из фильма «Брат 2». Данила Багров и американец

Данила высказывает свою позицию, которая базируется на этике (тем не менее, американца потом пристрелил))) видимо, решил, что оппонент представляет собой реальное зло.

А Фауст считает (и предполагается, что и американец в фильме так считает), что сила вне этики. Что дотварное будет покруче христианского Творения и христианской этики.

Фауст делает ставку на ничто и не надо думать, что это слабая ставка. Это очень сильная ставка, которой после того, как сбросили коммунистическую идею, противопоставить по большому счету нечего.

Христианство заявляет ставку на Творение, но не тянет эту ставку, так как выводит зло и добро монистически — из единого начала, что исключает их реально непримиримое противостояние.

***

Так какую силу может дать ничто? И как пробиться к этому ничто?

Все это объясняет Гете. Самая важная черта дотварного начала, говорит Гете, это отсутствие развития, то есть антиисторичность. Это вечное возвращение, наращивающее энтропию (в социуме — превращенные формы, по Марксу), которая и есть ничто.

Гностическая элита может черпать свою силу и возможности господствовать, только если обопрется на природное начало в человеке, остановив развитие собственно человеческого, то есть культурного, начала (включающего этику, в отличие от природы).

Отсутствие развития можно организовать, если перенести на социум модель цикличности Природы.

продолжение здесь

share

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.